Дуга, где наши не согнулись
Среди тех, кто ломал хребет фашистскому зверю на «огненной дуге», был и наш земляк Михаил Прохорович Лобанов, который поделился с нами воспоминаниями.
«Вспоминая те годы, как будто снова я иду фронтовыми дорогами 1943-1945гг. А ведь с той ужасной войны прошло почти семь десятков лет.
Тогда мы, семнадцатилетние, прибавляли себе года, чтобы уйти на фронт. Мне лишь в ноябре должно было исполнится восемнадцать, а я уже в июле был на Курской дуге. Там нами, молодыми, хотели выпрямить линию фронта. Все два года войны, доставшиеся мне, прошли в тяжелых боевых условиях. Я прошел Молдавию, Румынию, Венгрию и Австрию. Нас, молодых, старшие оберегали, но в безжалостном бою все были одинаковы.
Родился в 1925 году в селе Молохово Алтайского края. Ветеран Великой Отечественной войны, участник Курской битвы. Закончил заочно Московский народный университет искусств, отделение рисунка и живописи. Работал художником-оформителем. С 1963 года член творческого объединения художников «Енисей». Принимает активное участие в городских и краевых выставках. Работы находятся в фондах Лесосибирского городского Выставочного зала, частных коллекциях.
В мае 1943г. нас, юных курсантов полковой школы, построили вдоль палаток, зачитали приказ о присвоении младших сержантов, выдали погоны и остальное обмундирование: вещмешок, фляжку и винтовку с патронами — и строем отправили на станцию Юрга. Погрузили в вагоны, а высадили уже в г.Новосибирске, где на площади вокзала перед нами выступил с напутственным словом командующий Сибирского военного округа.
Путь наш лежал на запад. На станции Чернянка, недалеко от города Старый Оскол, где находилась линия обороны Курской дуги, в песчаном карьере мы стали готовить на кострах обеды из выданных нам концентратов. Я пошел к паровозу, набрал воды в свой котелок и устроился у костра.
Стояло жаркое утро, дым и туман окутал все наши вагоны с военной техникой: танки на платформах, пушки и прочее военное оборудование. И вдруг над всем этим в воздухе раздалась стрельба из пулеметов и послышался гул самолетов над самой станцией. Самолеты летели на предельно низкой высоте, обстреливая крыши вагонов. Сделав два-три захода вдоль стоянки вагонов они улетели.
После того как все стихло, стали раздаваться крики раненых: «Санитары, санитары». Раненых, убитых начали подбирать. Унесли санитары и моего земляка, с которым мы ехали в одном вагоне.
Я стал выбираться из котлована, где горели костры. Подлезая под вагон, мой котелок с кашей зацепился о рельсу и вся каша вылилась. И в этот момент я увидел солдата в крови — мой аппетит исчез, и было уже не до еды. Подошли санитары и этого солдата унесли на носилках. Вот здесь я впервые увидел такое и запомнил на всю жизнь.
Раздалась команда: «По вагонам!». Мы вернулись в поезд, недосчитавшись нескольких товарищей. Состав тронулся, но вскоре резко затормозил и остановился. После налета рельсы оказались взвороченными, и двигаться дальше мы начали только после ремонта путей. Дальнейший наш путь лежал к Старому Осколу, а это уже был Северский Донец, где проходила передовая оборона Курской дуги.
К вечеру мы оказались на месте, и нас определили на ночь. Стали разводить костры, как вдруг в небе появились немецкие бомбардировщики. Их было десятка два. В спешке затушив костры мы бросились на берег, где рос небольшой лесок. Самолеты начали бомбить станцию, город и, отбомбившись, улетели. А мы тем временем сооружали шалаши в этом лесочке, где и пробыли до рассвета. А утром меня с другими курсантами отправили на станцию за продуктами. Загрузившись провизией на станции, мы прибыли обратно в лесок и видим, генерал, выстроив всех оставшихся, дает команды. А над лесом кружат самолеты немцев и сверху обстреливают из пулеметов. Я побежал к шалашу за своим имуществом: вещмешком, шинелью, винтовкой — и тут меня окриком старшина останавливает: «Куда ты, артиллерист, видишь, генерал построил всех?» Я остановился. И тут весь строй двинулся к передовой, где уже были слышны ружейные и автоматные выстрелы. А сверху немецкие самолеты продолжали обстреливать лес.
Подошли офицеры, и нас, человек двадцать, повели в село Голубино, что было на берегу Донца. Там стоял полк, пришедший из под Сталинграда, он был на формировке, нас в него и пополнили. Это был зенитный полк 37-миллиметровых пушек. В таком составе нас отправили в село Нежигаль, где уже были вырыты землянки рядом с кукурузным полем и с надписями «мины» — это наша передовая. Привезли пулеметы зенитные ДШК 12,7 калибра. Стали набивать ленты патронами. А рядом с кукурузным полем село, на окраине которого разместился старшина с кухней. Время подошло идти за обедом, и вот я подхожу к повару Семещенко, а он говорит хозяйке: «Вот цей Михайло – сибиряк». Хозяйка этого дома, сделала глаза до боли большущими и переспрашивает меня: «Це ж ты, Михайло, правда, сибиряко?»
И так я прославился «сибиряком». Потом мне Семещенко рассказывал, что хозяйка все переспрашивала его, правда ли я сибиряк. Она думала, что сибиряки ходят с бородами, а на голове у них растут рога.
В нашей роте пулеметов оказался мой земляк из Кривошеенского района Володя Селиванов, с которым мы поспешили обменяться адресами на всякий случай. От меня он жил в сорока километрах.
Как-то в землянке мы занимались правилами стрельбы по кольцевому визиру пулемета и вдруг слышим взрыв, а Володя как раз стоял наверху часовым по роте. Выскочив из землянки, мы увидели, что он лежит и возле него земля взворочена. Подбежав к нему, мы услышали: «Ребята, добейте меня, я слепой остался». Я с него снял ботинки, обмотки, оба ремня брючный и поясной, и он потерял сознание. Лицо его все было залито грязью с землей. Кто-то принес плащ-палатку, его положили на нее и унесли.
Только под Новый год пришло от него письмо, написанное медсестрой с его слов, что остался он без одного глаза, а второй видит чуть-чуть.
А тем временем наш полк перебросили на Харьковское направление. Бои были жестокие, горело все: земля, деревни, поля хлебные, кукурузные. Задачей нашего полка было обезвредить аэродромы как от наземного противника, так и от воздушного, и полк был придан 5-й Воздушной армии Степного фронта, а после второму украинскому фронту, с которым я и дошел до конца войны.
Аэродромы перебазировали на Донбасскую землю, и мы прибыли вместе с ними. Окопались в землянке, установили свои пулеметы. К вечеру привезли почту, адресатом одного из письма был солдат из нашей роты, Крамаренко. Из него он узнал, что деревню его немцы сожгли, семья вся погибла. Только старшая дочь в это время корову пасла за деревней и в ночь не стала домой возвращаться, а утром, вернувшись, обнаружила лишь догорающие остовы домов.
Утром Крамаренко, не молодого уже годами, отправили в свое село, где его военкомат и оставил. А наша война продолжалась. На аэродром прибывали англо-американские самолеты, на них обучали молодых летчиков воздушным боям, взлетам и посадкам на грунтовых аэродромах.
С этой целью Верховное командование гитлеровской армии сосредоточило две мощные ударные группировки: одну в районе г.Орла, вторую в районе г. Белгорода. Они предназначались для нанесения встречных ударов по нашим войскам восточнее Курска. На вооружении этих группировок насчитывались тысячи танков и самолетов, десятки тысяч орудий и минометов. Такого скопления боевой техники и оружия на относительно небольшом пространстве история войн еще не знала. Вся эта мощь предназначалась для того, чтобы таранным ударом уничтожить обороняющиеся дивизии наших корпусов и армий, деморализовать оставшихся в живых.
И вот утром 5 июля 1943 года на позиции советских войск обрушились десятки тысяч снарядов и авиабомб. Вначале небо потемнело от бесчисленного количества фашистских самолетов, затем задрожала и застонала земля. От поднятой высоко в воздух пыли день стал превращаться в ночь… Вслед за мощным огневым ударом на обороняющихся без промедления пошли вражеские танки — группами в несколько десятков и даже сотен. Следом за ними на бронетранспортерах двигалась немецкая пехота.
Однако на пути всей этой массы брони и огня встали мужественные русские солдаты. Они не просто выдержали бешеный натиск врага, но и через семь дней невероятно трудных оборонительных боев сами перешли в наступление. Конечно, наши войска понесли немалые потери, но победа, в конечном счете, оказалась на стороне советского оружия; вражеская ударная группировка перестала существовать.
Поражение немецких войск на Орловско-Курском выступе дало возможность нашему командованию организовать и провести целый ряд наступательных операций на широком фронте от Ленинграда до Черного моря. Войска же, принимавшие участие в Курской битве, уже в конце сентября достигли берегов Днепра и приступили к его форсированию.
Фронт приближался к Днепру, и нашу роту перебазировали к самому Днепру, а под вечер повезли в баню. Баня была оборудована под палаткой. А на том берегу реки расположились немцы. Обмылись мы, выдали нам теплую одежду, и направились к своим землянкам. Шли мы вдоль окраины небольшой деревни, и вдруг над нами просвистела пуля и ударилась о забор, никого не задев. Потом вторая, тоже впустую, а третья попала в впереди идущего меня сталинградца. Пуля прошла ему по спине, не задев костей. Вот так, кому что достается на фронте. На больничной койке пролежал он недолго и вскоре вернулся обратно.
Когда уже был освобожден Киев, 6 ноября 1943 года нашу роту крупнокалиберных пулеметов перебросили под Кировоград. А впереди еще были Молдавия, Будапешт и Вена…»
Вот так многие, пройдя через кромешный ад Курского сражения, в составе своих частей ушли на запад, чтобы приблизить час победы над еще очень сильным врагом.
Листая страницы летописи Курского сражения, не перестаешь удивляться: как могли люди выстоять под напором огня и металла, который фашисты обрушили на защитников курских рубежей? Да, стояли, воистину, до последнего вздоха, до последней капли крови.
Источник:
Нет комментариев. Ваш будет первым!